"Эта сказка известна маленьким читателям во всем мире. Ее автор
- знаменитый английский писатель Льюис Кэрролл. Рассказ
об Алисе перевел на русский язык Владимир Набоков и Алиса стала
Аней, зажила новой жизнью." - К читателю
издания: "Советский композитор". Москва, 1991
Содержание:
Глава 12. ПОКАЗАНИЕ АНИ
- Я здесь! - крикнула Аня и, совершенно забыв в своем
волнении о том, какая она стала большая за эти несколько
минут, она вскочила так поспешно, что смахнула юбкой скамейку
с присяжными, которые покатились кувырком вниз, прямо в толпу,
и там, на полу, стали извиваться, что напомнило Ане стеклянный
сосуд с золотыми рыбками, опрокинутый ею как-то на прошлой
неделе.
- Ах, простите меня, - воскликнула она с искренним
огорчением и стала подбирать маленьких присяжников, очень при
этом торопясь, так как у нее в голове мелькало воспоминанье о
случае с золотыми рыбками. И теперь ей смутно казалось, что
если не посадить обратно на скамеечку всех этих вздрагивающих
существ, то они непременно умрут.
- Суд не может продолжаться, - сказал Король проникновенным
голосом, - пока все присяжные не будут на своих местах. Все, -
повторил он и значительно взглянул на Аню.
Аня посмотрела на скамейку присяжников и увидела, что она
впопыхах втиснула Яшу-Ящерицу вниз головой между двух
Апрельских Уточек, и бедное маленькое существо только грустно
поводило хвостиком, сознавая свою беспомощность.
Аня поспешила его вытащить и посадить правильно. "Впрочем,
это имеет мало значения, - сказала она про себя. - Так ли он
торчит, или иначе - все равно особой пользы он не приносит".
Как только присяжники немного успокоились после пережитого
волненья, и как только их доски и карандаши были найдены и
поданы им, они принялись очень усердно записывать историю
несчастья - все, кроме Яши, который, казалось, слишком
потрясен, чтобы что-либо делать, и мог только глядеть в
потолок, неподвижно разинув рот.
- Что ты знаешь о преступленьи? - спросил Король у Ани.
- Ничего, - ответила Аня.
- Решительно ничего? - настаивал Король.
- Решительно ничего, - сказала Аня.
- Это важно, - проговорил Король, обернувшись к
присяжникам. Те было начали заносить сказанное, но тут
вмешался Кролик.
- Неважно - хотите сказать, ваше величество? - произнес он
чрезвычайно почтительным голосом, но с недобрым выражением на
лице.
- Неважно, да, да, конечно, - быстро поправился Король и
стал повторять про себя: "Важно - неважно, неважно - важно",
словно он старался решить, какое слово звучит лучше.
Некоторые из присяжников записали "важно", другие -
"неважно".
Аня могла заметить это, так как видела их доски. "Но это не
имеет никакого значения, - решила она про себя.
В эту минуту Король, который только что торопливо занес
что-то в свою записную книжку, крикнул: "Молчанье!" - и прочел
из этой же книжки следующее: "Закон сорок четвертый. Все лица,
чей рост превышает одну версту, обязаны удалиться из залы
суда".
Все уставились на Аню.
- Превышаешь! - молвил Король.
- И многим, - добавила Королева.
- Во всяком случае, я не намерена уходить, - сказала Аня. -
А кроме того, это закон не установленный, вы сейчас его
выдумали.
- Это старейший закон в книге, - возразил Король.
- Тогда он должен быть законом номер первый, а не сорок
четвертый, - сказала Аня.
Король побледнел и захлопнул записную книжку.
- Обсудите приговор, - обратился он к присяжникам, и голос
его был тих и трепетен.
- Есть еще одна улика, - воскликнул Белый Кролик, поспешно
вскочив. - Только что подобрали вот эту бумажку.
- Что на ней написано? - полюбопытствовала Королева.
- Я еще не развернул ее, - ответил Кролик. - Но,
по-видимому, это письмо, написанное подсудимым... к... к
кому-то.
- Так оно и должно быть, - сказал Король. - Разве только,
если оно написано к никому, что было бы безграмотно, не правда
ли?
- А как адрес? - спросил один из присяжников.
- Адреса никакого нет, - сказал Кролик. - Да и вообще
ничего на внешней стороне не написано. - Он развернул листок и
добавил. - Это, оказывается, вовсе не письмо, а стихи.
- А почерк чей, подсудимого? - спросил вдруг один из
присяжников.
- В том-то и дело, что нет, - ответил Кролик. - Это-то и
есть самое странное.
Присяжники все казались озадаченными.
- Он, должно быть, подделался под чужой почерк, - решил
Король. Присяжники все просветлели.
- Ваше величество, - воскликнул Валет, - я не писал этого,
и они не могут доказать, что писал я: подписи нет.
- То что ты не подписал, ухудшает дело, - изрек Король. - У
тебя, наверное, совесть была нечиста, иначе ты бы поставил в
конце свое имя, как делают все честные люди!
Тут раздались общие рукоплесканья: это была первая
действительно умная вещь, которую Король сказал за весь день.
- Это доказывает его виновность, конечно, - проговорила
Королева. - Итак, отруб...
- Это ровно ничего не доказывает, - перебила Аня. - Вы же
даже не знаете, о чем говорится в этих стихах.
- Прочесть их, - приказал Король.
Белый Кролик надел очки. "Откуда ваше величество прикажете
начать?" - спросил он.
- Начни с начала, - глубокомысленно ответил Король, - и
продолжай пока не дойдешь до конца. Тогда остановись.
В зале стояла мертвая тишина, пока Кролик читал следующие
стихи:
При нем беседовал я с нею
О том, что он и ей, и мне
Сказал, что я же не умею
Свободно плавать на спине.
Хоть я запутался - не скрою -
Им ясно истина видна;
Но что же станется со мною,
Когда вмешается она?
Я дал ей семь, ему же десять,
Он ей - четыре или пять.
Мы не успели дело взвесить,
Как все вернулись к нам опять.
Она же высказалась даже
(Пред тем, как в обморок упасть)
За то, что надо до продажи
Ей выдать целое, нас часть.
Не говорите ей об этом
Во избежанье худших бед.
Я намекнул вам по секрету,
Что это, знаете, секрет.
- Вот самое важное показание, которое мы слышали, - сказал
Король. - Итак, пускай присяжные...
- Если кто-нибудь из них может объяснить эти стихи, я дам
ему полтинник, - проговорила Аня, которая настолько выросла за
время чтения, что не боялась перебивать, - В этих стихах нет и
крошки смысла - вот мое мнение.
Присяжники записали: "Нет и крошки смысла - вот ее мненье",
- но ни один из них не попытался дать объяснение.
- Если в них нет никакого смысла, - сказал Король, - то это
только, знаете, облегчает дело, ибо тогда и смысла искать не
нужно. Но, как-никак, мне кажется, - продолжал он, развернув
листок на коленях и глядя на него одним глазом, - мне кажется,
что известное значенье они все же имеют. "Сказал, что я же не
умею свободно плавать на спине". Ты же плавать не умеешь? -
обратился он к Валету.
Валет с грустью покачал головой. "Разве, глядя на меня,
можно подумать, что я хорошо плаваю?" - спросил он. (Этого,
конечно, подумать нельзя было, так как он был склеен весь из
картона и в воде расклеился бы.)
- Пока что - правильно, - сказал Король и принялся
повторять стихи про себя: "...Им ясно истина видна" - это,
значит, присяжным." - ...Когда вмешается она"... - это, должно
быть, Королева... - "Но что же станется со мною?" ...да, это
действительно вопрос!.. "Я дал ей семь, ему же десять" ...ну,
конечно, это насчет пирожков.
- Но дальше сказано, что "все вернулись к нам опять...", -
перебила Аня.
- Так оно и есть - вот они! - с торжеством воскликнул
Король, указав на блюдо с пирожками на столе. - Ничего не
может быть яснее! Будем продолжать: "...перед тем, как в
обморок упасть"... ты, кажется, никогда не падала в обморок,
моя дорогая, - обратился он к Королеве.
- Никогда! - рявкнула с яростью Королева и бросила
чернильницей в Ящерицу. (Бедный маленький Яша уже давно
перестал писать пальцем, видя, что следа не остается, а тут он
торопливо начал сызнова, употребляя чернила, струйками текущие
у него по лицу.)
- В таком случае это не совпадает, - сказал Король, с
улыбкой обводя взглядом присутствующих. Гробовое молчанье.
- Это - игра слов! - сердито добавил он, и все стали
смеяться.
- Пусть присяжные обсудят приговор, - сказал Король в
двадцатый раз.
- Нет, нет, - прервала Королева. - Сперва казнь, а потом уж
приговор!
- Что за ерунда? - громко воскликнула Аня. - Как это
возможно?
- Прикуси язык, - гаркнула Королева, густо побагровев.
- Не прикушу! - ответила Аня.
- Отрубить ей голову, - взревела Королева.
Никто не шевельнулся.
- Кто вас боится? - сказала Аня. (Она достигла уже обычного
своего роста.) - Ведь все вы - только колода карт.
И внезапно карты взвились и посыпались на нее: Аня издала
легкий крик - не то ужаса, не то гнева и стала от них
защищаться и... очнулась... Голова ее лежала на коленях у
сестры, которая осторожно смахивала с ее лица несколько сухих
листьев, слетевших с ближнего дерева.
- Проснись же, Аня, пора! - сказала сестра. - Ну, и хорошо
же ты выспалась!
- Ах, у меня был такой причудливый сон! - воскликнула Аня и
стала рассказывать сестре про все те странные приключения, о
которых вы только что читали. Когда она кончила, сестра
поцеловала ее и сказала:
- Да, действительно, сон был причудливый. А теперь ступай,
тебя чай ждет; становится поздно.
И Аня встала и побежала к дому, еще вся трепещущая от
сознанья виденных чудес.
x x x
А сестра осталась сидеть на скате, опершись на вытянутую
руку. Глядела она на золотой закат и думала о маленькой Ане и
обо всех ее чудесных приключениях и сама в полудреме стала
грезить.
Грезилось ей сперва лицо сестренки, тонкие руки,
обхватившие голое колено, яркие, бойкие глаза, глядящие ей в
лицо. Слышала она все оттенки детского голоса, видела, как Аня
по обыкновению своему нет, нет, да и мотнет головой, откидывая
волосы, которые так настойчиво лезут на глаза. Она стала
прислушиваться, и все кругом словно ожило, словно наполнилось
теми странными существами, которые причудились Ане.
Длинная трава шелестела под торопливыми шажками Белого
Кролика, испуганная Мышь барахталась в соседнем пруду, звякали
чашки - то Мартовский Заяц со своими приятелями пили
нескончаемый чай, - раздавался резкий окрик Королевы,
приказывавшей казнить несчастных гостей своих, снова
поросенок-ребенок чихал на коленях у Герцогини, пока тарелки и
блюда с грохотом разбивались кругом, снова вопль Грифа,
поскрипыванье карандаша в руках Ящерицы и кряхтенье
подавляемых Морских Свинок наполняли воздух, мешаясь с
отдаленными всхлипываниями горемычной Чепупахи.
Так грезила она, прикрыв глаза, и почти верила в страну
чудес, хотя знала, что стоит глаза открыть - и все снова
превратится в тусклую явь - в шелестенье травы под ветром, в
шуршанье камышей вокруг пруда, сморщенного дуновеньем, - и
звяканье чашек станет лишь перезвоном колокольчиков на шеях
пасущихся овец, а резкие крики Королевы - голосом пастуха. И
все остальные звуки превратятся (знала она) в кудахтанье и лай
на скотном дворе, и дальнее мычанье коров займет место
тяжелого всхлипыванья Чепупахи.
И затем она представила себе, как эта самая маленькая Аня
станет взрослой женщиной, и как она сохранит в зрелые годы
свое простое и ласковое детское сердце, и как она соберет
вокруг себя других детей и очарует их рассказом о том, что
приснилось ей когда-то, и как она будет понимать их маленькие
горести и делить все простые радости их, вспоминая свое же
детство и длинные, сладкие летние дни.
|